Церковь почитает и вспоминает

В XVII–XVIII веках, в эпоху Просвещения, на Западе стала развиваться так называемая либеральная идея. Само слово «либерализм» происходит от слова «свобода». В основе либеральной идеи лежит идея свободы, освобождения человеческой личности от того, что ее сковывает: то есть все, что человеческую личность сковывает, должно быть разрушено, потому что свобода человека – абсолютная и непререкаемая ценность. Идея освобождения человека, вызревавшая в лоне определенных социальных групп, нередко бывала сопряжена с революционными процессами, с борьбой против государственной власти в странах Западной Европы, а впоследствии и в России. В качестве фундаментальной проблемы постулировалась несвобода человеческой личности, закабаленной структурами и институтами государства, социальным устройством, общественными предрассудками и условностями. Следовательно, индивидуума нужно было освободить, ибо он, индивидуум, и есть абсолютная и конечная ценность. Понятно, что имени Божию в этой картине мира места не осталось. Явился так называемый светский гуманизм, в основу которого была положена атеистическая идея. В центр вселенной был помещен человек, как мера всех вещей. Языческое происхождение этого антропоцентрического комплекса идей, утвердившихся в культуре Западной Европы в эпоху Возрождения, вполне очевидно. Ведь именно авторитетом Ренессанса, как уже было сказано, освящена концепция антропоцентричности мироздания, в которой средоточием бытия и социума полагается индивидуум. Таким образом, вместе с возрождением языческой культуры происходило возвращение к языческой этике и языческому миросозерцанию.

Святитель Феофан Затворник. Мысли на каждый день года

( Гал. 5, 11-21; Мк. 7, 5-16). "Ничто, входящее в человека извне, не может осквернить его; но что исходит из него, то оскверняет человека". Это место и подобные ему, напр. : "брашно не поставляет нас пред Богом" - выставляют обыкновенно нелюбители поста, полагая, что этим они достаточно оправдывают свое непощение, по уставу и порядку Церкви. Насколько удовлетворительно это извинение, всякому верному Церкви ведомо. При пощении постановлено воздерживаться от некоторых яств не потому, что они скверны, а потому, что этим воздержанием удобнее достигается утончение плоти, необходимое для внутреннего преуспевания. Такой смысл закона поста столь существен, что считающие какую-либо пищу скверною причитаются к еретикам. Неблаговолителям к посту не на этом надо бы настаивать, а на том, что пост не обязателен, хоть он точно средство к одолению греховных позывов и стремлений плоти. Но это такой пункт, на котором им устоять никак нельзя. Если преуспевание внутреннее обязательно, то обязательно и средство к тому, считающееся необходимым, и именно пост. Совесть и говорит это всякому. Для успокоения ее твердят: я другим способом возмещу опущение поста; или: мне пост вреден; или я попощусь, когда захочу, а не в установленные посты. Но первое извинение неуместно, потому что еще никто не ухитрился помимо поста сладить со своею плотью, и как следует устанавливать свое внутреннее. Последнее также неуместно, потому что Церковь - одно тело и особиться в ней от других противно ее устроению; удалить себя от общих чинов Церкви можно только выходом из нее, а пока кто член ее, тот не может так говорить и того требовать. Второе извинение имеет тень права. И точно, в ограничениях поста снимается обязательство его с тех, на которых постное действует разрушительно, потому что пост установлен не тело убивать, а страсти умерщвлять. Но если перечислить таковых добросовестно, то окажется такая их малость, что и в счет их нечего ставить. Останется один резон - нехотение. Против этого спорить нечего. И в рай не возьмут против воли; вот только когда осудят в ад - хочешь не хочешь, а ступай; схватят и бросят туда.